Михайлов Н.А. — Люди Страны Советов

Барак на Старой Башиловке, в котором много лет жила семья Чикиревых, осенью разбомбили фашистские летчики. Коля с матерью Домной Данилов ной отправился на поиски нового жилья. В Донском проезде за Калужской заставой находился дом строителей. Отец Чикиревых, Сергей Ефремович, вместе с женой до ухода в народное ополчение работал на московских стройках. Чикиревым без труда предоставили комнату. К осени из-за эвакуации жителей Москва заметно опустела, и дом строителей оказался незаселенным.

Со Старой Башиловки (теперь это улица Марины Расковой) до Калужской заставы тащились через всю Москву. Переезд, несмотря на то что у Чикиревых имущества было наперечет, занял немало времени. Средством передвижения служил трамвай, а в две руки больше двух сумок не возьмешь. Тем не менее к началу ноября осталось перетаскать только остатки вещей, чем и занялся Коля. Мать устала, на ее долю сразу выпало много испытаний. Чувствовала она себя плохо, а на руках у нее оставался двухлетний Витя, да и Коля не был пристроен, и мать никак не могла придумать, куда его определить.

Рано утром 7 ноября 1941 года с остатками имущества Коля двинулся в дальний путь. Он вышел на ставшую пустынной, занесенную снегом улицу Горького, но сумел добраться только до Пушкинской площади. Здесь стояли солдаты, отряды лыжников в маскировочных халатах с капюшонами. Падал обильный снег, плотно оседая на солдатских касках, шинелях. Коля со своей поклажей пошел в обход бульварами, многочисленными пустынными переулками на Арбате. А когда он выбрался на набережную, то увидел идущие колонны. Парад закончился, и запорошенные снегом воины прямо с Красной площади отправлялись на передовую.

Коля вспомнил, как уходил в народное ополчение отец, посуровевший, молчаливый. А может быть, отец здесь, где-то в этих шеренгах? И Коля снова захотел что-то предпринять, чтобы оказаться плечо к плечу с отцом, с его новыми друзьями, солдатами.

В дни переселения Коля заметил рядом с домом проходную завода. Теперь, глядя на уходящую колонну солдат, он снова подумал, что надо пойти на завод. Но кто его примет? Кто будет с ним разговаривать? Будь дома отец, он сам все бы уладил. Но если бы отец не ушел в ополчение, Коле не надо было бы и думать о заводе.

И все-таки настал день, когда подросток взялся за ручку двери с надписью: «Отдел кадров».

— Такого взять не можем, тебе только четырнадцать лет, — не поднимая от стола головы, буркнула начальница.

Горькое чувство обиды испытал Коля при этих словах. Как же так? Ведь он хотел работать не только для того, чтобы помочь матери, прежде всего он хотел помочь фронту — он видел огромный плакат возле завода: «Все силы — фронту!»

Но рядом с чувством обиды жила и какая-то робость. К кому пойти? На кого жаловаться? О чем просить?

И, словно поняв его мысль, стоящая рядом женщина, одетая в ватник и подпоясанная солдатским ремнем, сказала:

— Ступай в завком, там разберутся.

Михаил Алексеевич Твердов, знаменитый мастер своего дела, один из первых орденоносцев, изучающе смотрел на пришедшего Чикирева.

— Нy, а что ты будешь у нас делать? — спросил он, когда Чикирев рассказал ему свою историю.

— Все, что будет нужно, — ответил Коля и тут же добавил: — Но, конечно, мне бы хотелось получить квалификацию.

То есть профессию хочешь иметь, — заключил председатель завкома.— Что ж, идея правильная. Пойдешь в цех, а там видно будет. Будешь стараться, учиться — будет и профессия.

Длинные осенние ночи. Из-за светомаскировки — все потонуло во мраке.

Еще затемно Чикирев отправился на завод. Цех встретил его тишиной. Основное оборудование эвакуировали в Нижний· Тагил, и теперь предстояло налаживать производство вновь.

Коля шел по цеху, и никто не обращал на него внимания, все были заняты своим делом. Только однажды его окликнул какой­то человек в синей спецовке и замасленной кепке и предложил ему идти в соседний пролет. Они подошли к мастеру участка валов Дмитрию Яковлевичу Тимошину.

— Возьми этого пацана под свою руку,— сказал человек в спецовке, здороваясь с Тимошиным.

Дмитрий Яковлевич слыл известным токарем. Он работал на заводе добрый десяток лет и стал мастером. Оглядев стоящего перед ним Колю Чикирева, худенького, с детскими руками, Тимошин сказал:

— Пойдешь работать учеником токаря…

Он снова измерил взглядом тщедушного Колю и добавил:

— Что из тебя получится, сказать трудно.

Так началась трудовая жизнь Коли. Он вставал рано, съедал кусок хлеба, пил жидкий чай и торопливо шагал на завод. В цехе, казалось, никто не обращал на него внимания. Шла размеренная жизнь, а какие-то шероховатости, неувязки не были заметны Чикиреву: чтобы их замечать, у него недоставало ни опыта, ни знаний. Он сразу проникся уважением к Дмитрию Яковлевичу. Мастер представлялся Коле знающим в цехе буквально все, и подросток жадно впитывал каждое его слово.

— Вот, смотри, — говорил Тимошин, управляя станком, и предназначенная к обработке деталь уже была установлена. — Вот, смотри,— повторял мастер и показывал, как включать станок.

Коля весь был поглощен тем, как начинал двигаться резец и как появлялась из-под него витая блестящая стружка.

Казалось бы, все просто, но Тимошин останавливал станок и, глядя на Колю, втолковывал ему уйму понятий.

— Резец — это все, — строго говорил Дмитрий Яковлевич. Ты можешь трамвай догнать? Нет, не можешь, скорость у тебя не та. А резец? Ему тоже не все по силам. Тут главное — с какой скоростью стружку снимать, чтобы резец не запороть. Дашь не ту скорость, резец нагреется. А если нагреется, что будет? Размягчение. Резец станет хрупким, и тут ему — капут. Умный опытный токарь знает, как выбрать режим обработки. Тут важно знать свойство материала, форму и размер инструмента, его качества, условия резания. Вот посмотри на Вотановского Николая Ивановича, он все эти премудрости усвоил, как таблицу умножения.

Когда после такой беседы Коля шел по цеху, все ему представлялось другим. Каждый станок, словно живое существо, обладал своим характером: один натужно гудел, другой издавал какой-то свист, третий словно гулко кашлял. Стружка из-под резцов тоже шла по-разному — и мелкая, и бесконечно длинная, и ломкая. А резцы в кладовой, покоящиеся в разных ячейках, словно ждали сигнала к бою.

Слушая рассказы пpo Вотановского, который, как и Тимошин, показывал Коле свое мастерство, подросток с удивлением видел, как после и без того долгой двенадцатичасовой смены — такой режим был в дни войны — токарь, которому, казалось, известны все секреты, садился на старую, потемневшую от вре мени табуретку и сосредоточенно, не замечая шума, читал принесенную из дома книгу, вычерчивая при этом на бумаге какие-то фигуры.

— Ты что, Иваныч,— спрашивали его друзья,— опять блоху ковать хочешь?

— Есть одна закавыка,— отвечал он,— хочу попробовать геометрию резца изменить, это ускорит скорость резания.

Вотановский обладал счастливым даром наставника, свое драгоценное богатство — опыт, знания — он щедро отдавал подросткам.

— Токарный станок надо полюбить, тогда он откроет тебе свою силу и свои секреты,— наставлял Николай Иванович. — Вот в книгах пишут «резание металла». Такое писание — скука, тоска зеленая. Для молодежи нужно другое. Пошел я к зубному врачу, он мне зуб обрабатывает сверлышком, которое еле разглядеть можно. А есть другое изделие — гребные валы для судов, длина такого вала до тридцати метров. А есть мотор гидротурбины с диаметром рабочего колеса больше девяти метров. Турбину запустят, на нее пятак ребром поставят — машина крутится, а монетка не шелохнется. Вот это работа! — заключал Вотановский.— И все это — резание металла. Нет, здесь требуется другое слово. Настоящий токарь — не резатель металла, он и инженер и художник. А если ты ни станок, ни металл не чувствуешь, живую душу в них не замечаешь, то ты балаболка пустая.

Вся атмосфера цеха, весь его климат помогал тому, чтобы Коля Чикирев, ученик токаря, вырабатывал в себе психологию настоящего рабочего. Он начинал отличать халтурщика от добросовестного труженика, равнодушного от старательного. Для него перестали быть секретом такие азы, как подача вручную или самоходом, установка детали для обработки, он научился различать типы резцов, и Тимошин стал поручать ему несложные операции.

Потом настал день, когда Коле Чикиреву присвоили разряд и он стал полноправным токарем.

Подходила годовщина Красной Армии, и комсомольцы Московского автозавода выдвинули предложение встретить эту дату хорошими показателями.

— Что будем делать? — спросил Колю утром, накануне смены, Тимошин. — Ты стал комсомольцем, надо подтягиваться.

— Попробую, — ответил Чикирев, еще отчетливо не представляя, что он может сделать.

— А если конкретней сказать?

Чикирев замялся.

— Такой случай уже был. Обещание вам дал, а на другой день деталь запорол.

Волков бояться — в лес не ходить,— смягчился Тимошин, желая ободрить вчерашнего ученика.— Теперь ты взрослый, шутка ли, пятнадцать лет стукнуло, комсомольцем стал.

И, уловив ноту одобрения, Коля сказал, что постарается перевыполнить норму.

Дома все оставалось по-прежнему. Письма с фронта приходили редко. С питанием было трудно. В комнате всю зиму стоял холод. «Буржуйка», железная печурка с выведенной в форточку трубой, топилась остатками старой мебели, и тепла от нее хватало на два-три часа.

В течение февраля Коля уходил на завод раньше обычного. Работали без выходных, и времени оставалось лишь для того, чтобы отоспаться. Но вот однажды он пришел домой засветло и показал матери награды. За успехи в соревновании в честь годовщины Красной Армии Николая Чикирева наградили грамотой Московского городского комитета комсомола и именными часами. Домна Даниловна заохала, глаза ее увлажнились. К этому времени относится и моя встреча с Чикиревым. Центральный Комитет комсомола вместе с промышленными министерствами созвал в Москве Всесоюзное совещание комсомольско-молодежных фронтовых бригад. Цель — распространять лучшие образцы работы. Надо было поближе узнать будущих участников совещания.

Так я оказался на станкоинструментальном заводе имени Cepro Орджоникидзе. Во втором цехе увидел Колю Чикирева. Правая рука паренька была забинтована.

— Растяжение,— кратко пояснил он.

К моменту созыва совещания Чикирева избрали комсоргом цеха. В цехе сначала было девять комсомольцев. Теперь число их утроилось. Для Всесоюзного совещания были и другие хорошие результаты: двенадцать комсомольцев — бригадиры молодежных бригад. Все бригады — участники заводского социалистического соревнования.

Совещание дало богатые плоды. И дело состояло не только в обмене опытом. Для молодых людей, пришедших на заводы, важно было самоутвердиться. Встреча в Москве очень этому помогала. Юноши и девушки видели, как Родина ценит их труд. Перед участниками совещания выступали руководители министерств. С ними советовались крупнейшие специалисты, их выслушивали в министерствах, и по их предложениям, замечаниям издавали приказы и распоряжения. Все это одухотворяло, и об этом говорил Чикирев в цехе, вернувшись с совещания. Теперь следовало двигаться дальше.

— Иначе нельзя, тебя и Центральный Комитет комсомола Почетной грамотой наградил,— выслушав Колю, сказал Тимошин,— но надо поговорить с технологами, пусть они помогут. И когда печать сообщила, что Коля Чикирев 15 апреля 1944 года выполнил норму на 2166 процентов, на машиностроительных заводах это восприняли как редкостный успех, открывающий новые возможности в машиностроении.

— Не моя заслуга,— без всякой рисовки отвечал на поздравления Чикирев,— помогли и мастера, и технологи, и инженеры.

— Вот и учись на инженера,— заметил Тимошин.

— Дмитрий Яковлевич, вы же знаете, что я только шесть классов окончил,— с обидой ответил Коля.

… В январе 1950 года «Комсомольская правда» опубликовала передовую статью «Юрий Диков и Николай Чикирев». В ней отмечались дерзновенная смелость и творческий поиск молодых рабочих.

Вот что говорилось в статье:

«Вдумчивое отношение к использованию оборудования при вело их к решению коренным образом усовершенствовать технологию обработки деталей, максимально использовать мощность станков. Молодые рабочие не пошли лишь по пути увеличения скоростей резания. Они разработали и внедрили комплексный метод скоростной обработки металла, состоящий из увеличения скорости резания, применения наиболее рациональной геометрии резца и новых способов крепления и измерения деталей…

Молодые новаторы смело вступили в борьбу с устаревшими представлениями и выходили победителями, потому что их поддерживал весь коллектив, и в первую очередь коммунисты и комсомольцы завода».

В военные и послевоенные годы из среды комсомольцев выдвинулось множество прекрасных работников, достойно продолжающих лучшие традиции героического рабочего класса. Лучших из лучших Центральный Комитет ВЛКСМ выдвигал на соискание Государственных премий СССР.

И вот в 1951 году Николаю Сергеевичу Чикиреву за выдающиеся достижения, подлинное новаторство присудили эту высокую премию.

На завод хлынул поток писем.

Коллектив токарей-ремонтников завода Ташсельмаш из Ташкента просил у Чикирева совета, как ускорить нарезку винтов к токарным, фрезерным и другим станкам.

Вопросы и просьбы были самые разнообразные.

Газета «Страж Балтики» передавала привет от моряков балтийцев.

Ректор Высшей партийной школы в Москве просил принять участие во встрече со слушателями.

Пришло поздравление через местную газету из Приморского края.

Из Киева телеграфировали просьбу дать статью в газету.

Группа девушек поздравляла с трудовой победой и желала счастья.

Из событий тех дней особенно запомнилось еще одно: лекция Николая Чикирева о новых методах скоростной обработки металла перед специалистами Москвы. В зале собрались инженерно-технические работники, представители научных институтов, высококвалифицированные рабочие машиностроительных заводов. На трибуне стоял Николай Чикирев. «Парнишка», — сказали бы о нем при встрече в цехе. «Наверно, инженер-технолог»,— сказали бы о нем те, кто сейчас слушал Чикирева, если бы им не объявили его профессию. А между тем, многие записывали соображения токаря-новатора. И обилие вопросов, которые задали ему после лекции, доказывало, какой интерес вызвало его сообщение.

Лауреатом Государственной премии Николай Сергеевич Чикирев стал в двадцать четыре года.

Шли годы. Настала пора перехода на партийную и советскую работу. Потом дипломатическая работа за рубежом, и наши связи с Николаем Чикиревым прервались. Они снова возникли после встречи в Высшей комсомольской школе. Шла теоретическая конференция по проблемам воспитания молодежи, на нее пригласили ветеранов комсомола, знатных людей. Там мы и увиделись и сразу узнали друг друга, хотя, повторяю, с момента наших встреч утекло много воды.

— Николай Сергеевич! — обрадованно воскликнул я.

— Ну к чему это? — ответил он.— Для вас я, как и раньше, Коля.

— Не получается, в списке членов президиума я прочитал вашу должность — большой начальник.

— Да, это так — выдвинули, но другим я не стал.

И Чикирев рассказал: без отрыва от работы одолел десяти­ летку, в 1958 году окончил Московский машиностроительный институт, побывал в роли мастера, начальника участка, начальника цеха сборки агрегатных станков и автоматических линий, главного технолога, главного инженера, недавно назначен директором объединения.

Мы условились встретиться на заводе.

И вот утром я отправляюсь к Чикиреву.

Вырос новый корпус, иной стала проходная. Прежним остался заводской двор. Современность придают ему плакаты и лозунги, призывающие досрочно выполнить пятилетку. Кабинет генерального директора. В специальной стойке красные знамена — свидетельства — трудовых побед коллектива и в военные и в послевоенные годы. Множество подарков от родственных коллективов, из братских зарубежных стран — макеты, модели станков, фарфоровая ваза. Большой рабочий стол, рядом — телефонные аппараты. На стенах — графики, диаграммы, таблицы. Кабинет — и хранилище реликвий славы, и штаб по руководству работой в дни сегодняшние.

Отправляемся в цехи.

В вестибюле одного из корпусов — своеобразный музей завода. Фотографии, в том числе и военных лет. Зафиксировано заседание комитета ВЛКСМ завода; Коля — заместитель секретаря. Зафиксированы и другие сцены, и это дает повод для путешествия в прошлое.

— Вспоминаю и думаю, как мы выдержали все эти трудности?! В иное утро идешь с завода после работы, остановишься около вывешенной на стене газеты, чтобы прочитать сводку с фронта, и тут же засыпаешь. В сорок третьем Московский горком комсомола снова наградил меня Почетной грамотой и часами. Даже домой приехали, чтобы вручить награды. Стучат — никто не открывает. Сами ткнули дверь и видят: я за столом в спецовке сплю. Пришел с завода, сел завтракать и заснул. А вот другой случай: в сорок четвертом году осенью организовали поездку молодых рабочих в подмосковный совхоз. В первый день нам разрешили спать до девяти утра, хотели, чтобы мы отдохнули. Но не тут-то было. За годы войн ы мы впервые очутились за городом, увидели сосны, ели, березы, заметили синиц, снова услышали, как они свистят. И вот утром пришли нас будить, а мы уже давно поднялись и бегаем, словно малыши в детском саду, всему радуемся. А вечером кончили работу (мы совхозу помогали), пошли снова гулять и вдруг видим — танцплощадка, танцует молодежь. Мы восприняли это словно чудо.

Николай Сергеевич приглашает посмотреть цехи сборки автоматических линий и станков с программным управлением — детище научно-технической революции.

Как родились автоматические линии? В автотракторной промышленности требовалось в огромных количествах гнать одни и те же детали. Для этого не было нужды в частой и длительной переналадке станков. И вот Чикирев показывает одну из линий по выпуску блоков моторов для тракторов. Несколько станков работают, образно говоря, в одной упряжке с точностью до десятой доли миллиметра. И на всем этом технологическом пути, на каждом его отрезке, требуется исключительная слаженность и точность. Загипнотизированный этим чудом, я смотрю на наладчиков линии, как на сказочных волшебников. Они ходят в пролете в темных аккуратных халатах, молча присматриваются к чуду, что-то выискивают, о чем-то вполголоса переговариваются.

Такое же чувство восхищения испытываешь, осматривая участок станков с программным управлением. В отличие от автоматических линий, они позволили автоматизировать мелкосерийное и индивидуальное производство. Такое оборудование полностью вытеснит универсальные станки.

Станкозавод имени Серго Орджоникидзе — это завод заводов, он дает основу тысячам предприятий. Без его продукции не могут обойтись такие важные отрасли современной промышленности, как автомобильная, тракторная, сельскохозяйственное машиностроение. Все знают машину «Жигули». Половину этих машин Волжский автозавод выпускает на отечественном оборудовании.

Это означает, что наше оборудование отвечает мировым стандартам.

Мы возвращаемся в заводоуправление. Разговор о сегодняшнем дне станкостроения продолжается.

— Работать очень трудно, запросы сложные, наладка линий на предприятиях идет не всегда спокойно,— рассказывает генеральный директор. — На днях лечу на КамАЗ, вторая его очередь целиком оснащается нашим оборудованием. Главное — подход к людям, отношение человека к своей работе. Любой руководитель должен быть и психологом, уметь разбираться в людях. Как определить человека: хороший он или плохой? Надо посмотреть, как он работает. Если он тихий и вежливый, умный и аккуратный, смелый и добрый, а в работе лодырь и верхогляд, такого уважать не станешь. Я знаю людей, влюбленных в работу. Пришел паренек из деревни, образование шесть классов. Но он влюблен в станок, гордится тем, что он — рабочий, и это толкает его в школу, в институт. Я вам говорю про Ваню Полочева, ведущего конструктора завода. Недавно он вернулся из ФРГ, принимал автоматические линии, и все исполнил на отлично. «Герр Полочев,— говорили ему немецкие коллеги, — у вас отличные знания».

Чикирев увлекся.

— Возьмем такое дело, как рационализация. По институту помню, что идет это слово от латинского — «разум», «разумный». Возьмем теперь это понятие в плане усовершенствования производства, более рациональной организации труда. Когда человек задумывается об этом? Тогда, когда он любит свою профессию, свой цех и думает, что еще можно сделать, чтобы работать лучше и легче. Но видел я и других, «проходящих» людей. Никому не запомнились ни их имена, ни лица. Пришел и ушел человек без лица, ему не дорог ни коллектив, ни своя честь.

— Николай Сергеевич, любовь к профессии, конечно, не самоцель?

— Безусловно! Сам умеешь работать — научи других.

— По-моему, это главное в социалистическом соревновании, в этом его самый глубокий смысл. Надо, чтобы не одиночки, а все работали хорошо, и потому передовой должен быть бесконечно щедрым к передаче своего опыта. Учителем может быть не каждый. Я знаю прекрасных мастеров, прямо-таки колдунов, а учиться у них не хотят. Чего не хватает такому знатоку? Душевной теплоты, любви к людям. Не тянется к старику молодежь, он в обиде. А кто виноват? Сам виноват: от людей отворачивается, отработает свое — и домой. За зарплатой придет, смотришь, у него заработок больше всех. Про такого и говорят: не до работы жадный, а до денег. Если он видит, что товарищ застрял,— не подойдет, не поможет. И вот ведь в чем сложность: претензий к такому не предъявишь — работает хорошо, но авторитетом и уважением у товарищей не пользуется. Словом, здоровый микроклимат — великое дело. Когда весь коллектив сплочен, когда есть понимание ответственности, когда в цехах сознательная дисциплина,— не железная, не твердая, не крепкая, как любят громко выражаться некоторые ораторы, а самая нормальная, товарищеская, тогда идет настоящая работа и с любым заданием можно справиться.

Пора расставаться, хотя у нас остается нетронутой тема зарубежных впечатлений Чикирева: в Болгарии, Чехословакии, Венгрии он выступал с лекциями о скоростной обработке металла, в Вене участвовал в работе Конгресса в защиту мира, в Индии побывал в составе делегации советской молодежи, в ФРГ подписывал технические контракты.

На прощание я беру почитать у Николая Сергеевича ставшие редкими книги — старые сборники, посвященные Л. Н. Толстому, книги о днях жизни Пушкина, мемуары о великом поэте. Чикирев собрал богатую коллекцию книг, посвященных замечательным людям, увлекся чтением с первых дней прихода на завод.

Так подросток, имея за плечами всего шесть классов средней школы, на заводе прошел большой славный путь от ученика токаря до генерального директора, став государственным деятелем и широко образованным Человеком Страны Советов.